Блаженный Егорушка по своему смирению говорил: «Не зовите меня блаженным, благ только Господь Бог, а поминайте меня как «юродивый» или «родненький», а отца Костю как «старчик Костя». Он выше меня, он старше».

Отец Костя родился в селе Чутановка в простой крестьян­ской семье. С рожденья был слепым. В раннем детстве его родители — Стефан и Василиса Соболевы — повезли Костю на исцеление в Саров к открытию мощей и прославлению преподобного Серафима Саровского. Знакомый помещик из села Чутановка дал им лошадь с телегой-фургоном, чтобы спасаться от дождя. Было это в 1903 году. Как потом расска­зывал сам отец Костя: «Глазки мне преподобный Серафим не открыл, а благодать Святаго Духа дал мне». Вместо земного зрения Бог одарил Костю зрением духовным. На обратном пути его благословил известный на всю округу протоиерей Николай Стяжкинский⁴.

Не видя людей, старец Костя всегда узнавал, кто к нему приходил. Разговаривал необычно, притчами, и не все могли его понять. Однако были такие, кто мог растолковать, что он говорил. Для многих старец был духовным отцом, потому и на­зывали его отец Костя. Пухленький, невысокого роста, всех приходивших он называл «тетенька» или «дяденька». И не только говорил, но и действовал притчами.

Очень дружен был Костя с блаженным Егорушкой. Как-то приходит блаженный к нему и говорит: «Костюшка, пошли молиться на паперть, а то весь мир погибает». И они вместе молились.

За Костей ухаживала его сестра Апронюшка. Он сильно болел, на позвоночнике было множество ран. Когда сестра его мыла, он говорил: «Апронюшка, Апронюшка, потише. Потише, Апронюшка». Позже ухаживавшая за отцом Костей Дарья Дементьевна Фарафонкина однажды мыла полы в его келье. Заглянула под кровать, а там лежат вериги железные с замком. «Что, тетенька, увидела?», — спрашивает старчик. «Да», — от­вечает она. «Вот, никому не сказывай, Егорушка тоже такие носит».

Приходил к отцу Косте уже после войны и раб Божий Алексей из Рассказова. Осиротев, Алеша прибился к одному страннику-старичку — Степану. Позже Алексей вместе с ним ходил по местным святыням и к Божьим людям. Везде он носил с собой тяжелый мешок, ради Христа. А перед кон­чиной пришел к Косте прощаться. Долго не могли они рас­статься. Отойдет Алеша немного, вновь вернется, обнимутся они с Костей, потом снова отойдет и вернется. А вскоре из Рассказова пришла весть, что Алексея убили.

Во время войны люди шли к старцу Косте за утешением и узнать, жив ли сын, муж или брат, которые были на фронте. Он провожал гостей в горницу, где один угол был завешен красивыми иконами и где всегда горела лампада. Молился, стоя на коленях, и просил за всех прощения и милости у Бога. И Господь ему открывал судьбы людей.

После войны к отцу Косте продолжали обращаться за по­мощью и советом. Особенно прибегали к нему физически и духовно больные. Одним он советовал обратиться в больницу, другим говорил, что надо заглянуть внутрь души. А некоторых отсылал к какому-либо ближнему источнику или месту в лесу, дереву и говорил, что там они найдут исцеление. Пока они шли, он молился Богу, и по его молитве больные исцелялись. Сам же явно никого не исцелял, говоря, что тогда народ пова­лит толпами и все кончится тем, что его арестуют.

Однажды пришла к отцу Косте женщина, а он ее не принял, но отослал на Вознесенский источник (близ с. Несвитчино), сказав, чтобы набрала там воды и попила. Женщина, набрав воды, заглянула в банку и… ужаснулась. В воде она явно увидела маленьких деточек. Ей пришлось раскаяться в страшном грехе — убийстве многих деток при работе в абортарии.

Знал отец Костя все мысли приходящих к нему. По дороге к прозорливому две женщины ведут разговор. «Да чтой-то он там знает!» — говорит одна. Приходят. Отец Костя их встре­чает: «Чтой-то я знаю, тетенька, я только знаю об одних уто­пленниках». На обратном пути, при переходе через реку по льду, сказавшая: «Чтой-то он знает», вдруг провалилась под лед и утонула.

Многие действия отца Кости принимали характер юрод­ства. Так, были у него разнообразные детские игрушки, с по­мощью которых он мог показать тому или иному человеку его прошлое и будущее. Николай Васильевич Михеев вспо­минает: «Отец Константин жил с сестрой, тетей Фросей. Это был старец слепой от рождения, маленький ростом. Он имел дар от Бога — прозорливость, много предсказывал о жизни. Придя к нему, я рассказал ему, что со мной случилось. Мы с ним стали беседовать. У него было много игрушек. Он взял попугайчика, погремел им и говорит: «Вот, дяденька, попугай­чик, как он хорошо гремит». А потом взял рыбку и говорит: «А вот, дяденька, рыбка, посмотри, какая она хорошая, — а сам гладит ее рукой. — А вот, говорит, дяденька, как она хо­рошо плавает в воде, а бывает, что рыбка попадает в сети, и если ей удастся выпутаться из сети, то она больше никогда не попадет в нее». Это было его предсказание. Попугайчик — это то, что я был попуган арестом, а рыбка, выпутавшаяся из сети, это то, чтоб больше в своей жизни я никогда не испы­тывал страха ареста. Это я так понял в своей жизни… Потом мы поужинали, помолились, позавтракали. Я стал уходить. На дорогу мы с ним еще побеседовали, он благословил меня. Я спросил его, куда мне идти? Он говорит: «Иди, дяденька, в Алексеевку с Богом. Туда твой путь, там твоя жизнь, там тебя никто не тронет». На прощанье я поцеловал его руку и еще спросил: «Отец Константин, когда-нибудь будет изменение жизни к лучшему, чтобы за верующими не гоняли?». Он го­ворит, что будет, только нужно дожить до девяностых годов. На этом мы с ним расстались»⁵.

Пришла к отцу Косте женщина, имевшая незамужнюю дочь, о которой поговаривали, что она гуляет с цыганом. Костя говорит ей: «Сшей мне 6 мешочков небольших из разной мате­рии, какую найдешь». Она сшила и принесла ему. Отец Костя подержал их и сказал: «Нет, пожалуй, забери их себе, они тебе самой еще пригодятся». Ничего не поняла женщина, а вскоре дочь ее вышла замуж за цыгана.

Валентина Кашеварова вспоминает: «В начале 50-х годов моя сестра двоюродная вышла замуж за офицера, который закончил наше военное училище. Его направили за границу, там у них родился мальчик Игорек. Когда Игорьку исполни­лось 4 годика, сестра приехала к матери, которая жила на ул. Толстого, а в прошлом Нижняя Жарковка. Сестра с мужем жили плохо, и она решила сходить с Игорьком к отцу Косте. Когда она вошла в дом с сыном, то отец Костя тут же ей сказал такие слова: «Мальчик, мальчик, обжог пальчик». И больше ничего не сказал. Сестра ничего не поняла из сказанного. Так с годами постепенно забылись слова отца Кости. Когда Игорьку исполнилось 22 года, он действительно обжог паль­чик и умер. Это было так. Он помылся в ванне, распарился и весь потный подошел к магнитофону, который вдруг забарах­лил. Магнитофон был включен в сеть, и пальцем хотел что-то подправить и его тут же ударило током. Он жил две минуты. Осталось маленькое красненькое пятнышко на пальце. Это все была правда. Для нас это был шок. Прошло много лет, но я это помню очень ясно»⁶.

Некоторым людям отец Костя давал псалмы, указыва­ющие их собственную жизнь. Так, Александра Николаевна Белозерова вспоминает: «Моя мама дружила с Дарьей Дементьевной, жительницей г. Кирсанова, которая про­жила 100 лет, как предсказал ей отец Константин. Дарья Дементьевна ухаживала за ним, и они часто ходили к нему в Чутановку. Нас у мамы было 5 дочерей. Отец погиб в 1942 г., и он для мамы и Дарьи Дементьевны был спасителем и опорой. Однажды Дарья Дементьевна сказала маме, чтоб она попро­сила псалмы на себя и своих дочерей. Он сказал маме, что ее псалом 10, а ее дочерей 11, 12, 13, 14, 15… Мне уже 74-й год. Читаю я свой псалом 11 и удивляюсь. Ведь это моя жизнь…»⁷.

Екатерина Степановна Верещагина вспоминает: «Я на­звала однажды его отцом Константином, а он мне ответил: «Я Костя, отец Костя». Так и вспоминаю отца Костю, что он мне напророчил. Заболела у меня мама. Врачи не могли ей помочь. Я рассказала отцу Косте. Он прочел «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас». Я поняла, что мама моя скоро умрет. Она огорчилась, что у меня умер муж. Моя двоюродная сестра Мотя (упокойница) проживала в Липецке. Муж ее был на фронте и пропал без вести. Отец Костя ей так сказал: «Война, война, много слез. Он за стеноч­кой, за стеночкой». Да, он был в плену. Правду сказал отец Костя.

Моя знакомая обратилась к отцу Косте. Он сказал: «Одна, один, одна, один. Фу, никого. Означает детей не будет. «Молись». Сделала аборт и не было детей.

Когда уехали мои родители в г. Курган, моя сестра и я ре­шили перебраться к родителям. И что сказал нам отец Костя. «Ребят много, много. Тпру». «Что это такое», — переспросили мы. «Родина, Родина, тоска, ох, тоска, слезы». И правду сказал отец Костя. Затосковали родители и мы по родине, своему род­ному месту. Вернулись родители и мы. Не было покоя.

Я знала людей, которые брали травку с могилы отца Кости. Оттапливали травку и пили. Если пьет больной — поправится, а если нет — значит умрет. Это я испытала на своей матери».

Очень любил отец Костя детей. Тогда почти каждый ребе­нок из простой семьи, прежде чем идти в школу, бывал у него. Приводили их мамы, у которых он спрашивал, знает ли ре­бенок молитвы, и благословлял детей в школу. Бывали у него под видом верующих и работники милиции. Бывший тогда настоятелем кладбищенской церкви о. Георгий (Шашурин) очень уважал старца, верил ему. Приходил причащать Святых Христовых Тайн.

Не раз отца Костю забирали в тюрьму. Возили даже в Тамбов. Обвиняли в том, что собирает с приходящих людей зо­лото, организует молитвенные собрания. В тюрьме все заклю­ченные к нему относились хорошо, кормили его. Раз 7 месяцев просидел Костя, пока не приехал из Москвы прокурор с про­веркой. Спрашивают Костю: «Ты правда золото собираешь?» А он: «Какое золото? Я ничего не знаю. Я слепой от рождения. Мне кто что дает, кто хлебушка, кто оладушек, я и беру. Больше ничего не знаю». Его отпустили. Еще в тюрьме он благословил одного раба Божия Андрея на священство, а после принятия сана — на тайное служение на дому в Чутановке. Сам отец Костя хорошо знал церковную службу. Дома, помимо молитв, вычи­тывал вечерню, обедницу. Часто просил посетителей читать псалмы, молитвы и акафисты, но и сам много знал по памяти.

Дарья Дементьевна Фарафонкина ходила к Косте в любую погоду (из Кирсанова в Чутановку за 5 километров короткой дорогой напрямую) через реку Ворону. Придет пораньше, приберет, приготовит все, чтобы когда люди придут, все было в порядке. Сама подолгу бывала у отца Кости. А однажды видела как он с кем-то разговаривал. В это время он будто и забыл о присутствии Дарьи Дементьевны, а когда спохватился, спра­шивает: «Тетенька, слышала, с кем я разговаривал?» А она: «Твой голос слышала, а другой нет». «Ах, тетенька, кабы ты слышала!», — сокрушался подвижник. «Ведь он с ангелами разговаривал», — передавала впоследствии она. «Слепой был, а все знал», — вспоминала Дарья Дементьевна. Завещал он молиться особенно в 12 часов ночи. Скажет: «Сегодня никуда не ходи». И действительно, вокруг аресты в этот день. Или: «Пойдешь на станцию, увидишь военного, подойди к нему, не бойся, и попроси проводить в вагон, тебя с ним и не арестуют». И все случалось, как скажет отец Костя. Хотя устраивали кор­доны, вылавливали верующих.

В последние годы жизни отец Костя перебрался в пригород Кирсанова Шиновку. Во время переезда он говорил: «В Ростов еду. Буду как Иов многострадальный — весь в ранах и грехах». «Да какие же у тебя грехи», — спрашивали его. «Ой, много, — отвечал, — я чужие на себя беру». Как переехал, у него на ногах появилось 13 ран — язв.

В Шиновке его взяла к себе одна женщина, надеясь по­живиться приносимыми старцу продуктами и вещами. Но скоро заботы, многолюдье и сам отец Костя стали раздражать ее. Однажды в гневе ударила его палкой по рукам. «Господь у нее руки и ноги отнимет», — сказал старец. Бывало, станет его купать Дарья Дементьевна, а хозяйка ругается: «Вы мне полы сгноите». — «Полы — это утка», — отвечал отец Костя. «Что, батюшка, уплывут?» — «Уплывут», — кивал в ответ. Ушла как-то хозяйка на базар, а керосинку оставила зажжен­ной. Произошел пожар. Люди увидели, вынесли старчика вме­сте с кроватью, а дом сгорел. Отца Костю отвезли обратно в Чутановку, а женщину ту позже парализовало: руки и ноги у нее действительно отнялись.

      Стал отец Костя готовиться к переходу в иной мир. Как бы ушел в себя, говорил мало, принимать людей не мог. Просил одеть его по кончине во все белое, как отрока. Дочь Дарьи Дементьевны ездила в Москву купить ему рубашку и брюки. Он все говорил, чтобы одели его, как Егорушку: «Ведь мы дружки были». Перед кончиной о. Костя сам молил Бога о смерти. На слова: «Батюшка, зачем ты так? Поживи для нас, чад твоих», — отвечал: «Не могу, знаете какое время будет — часовых поставят», — т.е. никого не будут к нему пускать. А к нему много народу шло и днем, и ночью.

Умер отец Костя в 1959 году на праздник «Всех святых» 28 июня. Хоронили сразу на следующий день, так как боялись большого стечения народа. Отпевали в церкви с большими све­чами у гроба трое священнослужителей: о. Георгий (Шашурин), о. Тимофей (Скопинцев) и о. Алексей (Швыряев). Похоронили в древнем склепе, слева от входа в Космодамиановский храм. Похоронить себя здесь старец Костя завещал заранее. Поми­нать у церкви не решились, а пошли на могилку к Егорушке. Позже крест на могилке о. Кости выложили из кирпича на земле, так как в то время кресты часто ломали безбожники. В середине 90-х на его могилке был установлен крест.

(материал взят из книги О.Ю. Левина и Р.Ю. Просветова «Кирсанов православный» 2 изд.)

Просмотры (707)