Егорушка был из крестьян села Свищевка. Родителей его звали Феодор и Пелагея. А на вопрос, как его самого величать, Егорушка отвечал: «Зовите меня по будням Пелагеич, а по праздникам — Федорыч». Видом Егорушка походил на обыч­ного сельского мужичка. Подвижный, низкорослый, с бородой, «чудный» и всегда радостный. Зимой блаженный ходил боси­ком и в легкой, простенькой одежке, напоминавшей длинный пиджачок, летом — в шапке и валенках, а когда и в нагольных (без покрышки, кожей наружу) сапогах. Под рубашкой носил иконку Божией Матери «Умиление», размером в ладонь. Вел жизнь странника и приобрел известность прозорливца далеко за пределами Кирсанова. Исчезал надолго, а потом вновь объ­являлся, совершая, вероятно, время от времени паломниче­ства по святым местам. Нес он подвиг юродства ради Христа. Исключительный и мало понятный для века сего путь под­вижничества. Еще в древности церковный историк Евагрий писал о юродивых следующее: «Между подвижниками, хотя и весьма немного, но есть и такие, которые через добродетель достигнув бесстрастия, возвращаются в мир и, среди шума, притворяясь помешенными, таким образом попирают тщесла­вие, — по словам мудрого Платона, последнюю обыкновенно снимаемую с души одежду. Любомудрие научило их есть без чувства и в харчевнях, и в мелочных лавках, не стыдясь ни места, ни лица, вообще ничего. Нередко посещают они бани и там бывают и моются большей частью с женщинами, покорив страсти так, что имеют полную власть над своею природою, и не склоняются на ее требования ни взглядом, ни прикосно­вением, ни даже объятиями девы. С мужчинами они — муж­чины, с женщинами — женщины и хотят иметь не одну, а обе природы. Кратко сказать: в доблестной и богоносной жизни, добродетель противодействует законам природы и предписы­вает ей собственные законы, чтобы, то есть, она не принимала ничего необходимого до сытости. Закон повелевает им алкать и жаждать, а тело покрывать столько, сколько требует необхо­димость».

           Подвиг юродства ради Христа полон скрытого духовного смысла и весьма труден. Только избранные подвижники, ис­ключительно по Божьему зову, проходят его. Неудивительно, что Егорушка был одним из тех праведников, на которых обра­щены очи Господа (Пс. 33, 16) и для кого, по слову Св. Писания, нет ничего невозможного (Мф. 17, 20). В засушливую пору, например, проходя вдоль реки, Егорушка приговаривает, об­ращаясь к Богу: «Даждь дождь — дождичку». И к вечеру шел дождь. Нередко Егорушка молился о дожде по просьбе окрест­ных жителей, обеспокоенных будущим урожаем.

           Как-то одна вдова молотила пшеницу и, увидев собира­ющиеся на небе тучки, заторопилась с окончанием работы. Проходивший мимо Егорушка говорит ей: «Евдокия, не со­бирай, не собирай. Он пройдет, дождичек-то (мимо). Не будет его, немножечко только (покапает)». И действительно, тучи прошли стороной. Возвращаясь назад мимо работавшей женщины, Егорушка взял горсть соломки и говорит: «Мать Евдокия иди за мной. Дай мне руку. И твоя рука и моя (т.е. вместе. — Примеч. авт.). Над моей рукой смеются и над твоей». (Евдокия была простовата, так что люди над ней действительно часто посмеивались.) «Иди за мной, — продолжает Егорушка свою притчу, а сам кладет перед ней из терновки (соломки) крест. — Иди, иди». Так провел ее на кладбище и говорит: «С крестом в могилу пойдешь». Впоследствии она была «рас­кулачена» и перенесла множество скорбей.

          Многие стремились дать блаженному Егорушке приют, приглашая на ночлег или отдых. Особенно его почитали мо­нахини местных монастырей (Тихвино-Богородичного и Боголюбовского Оржевского). Среди его благодетелей были и состоятельные люди. Так, блаженный часто гостил у купчихи Софьи Андреевной Ширяевой (она впоследствии и похоро­нила его на городском кладбище).

Софья Андреевна имела 10 сыновей и 3 дочери. Несмотря на свое богатство, одевалась весьма скромно: черная юбка, се­ренькая, в полосочку, кофточка, белый или черный шарфик. В городе ее все знали и уважали за большое милосердие. Она содержала, т.е. кормила, одевала и обувала около 20 нищих. Обладала большим терпением. Бывало, оденет нищего, накор­мит, а он через некоторое время опять приходит раздетый, в рванье. Снова одевает, никого не гнала. О высоте ее духовной жизни говорит такой случай. Одна раба Божия Дарья, жившая в селе Бибиковка, решилась как-то с родственницей пойти за советом в село Васильевка к известному тогда в округе подвижнику прозорливому Филиппу. На ее вопросы он отвечал: «Ходи к Софье Андреевне, она равна Апостолам, а я не благо­словлен много говорить, она тебе все скажет».

Часто Егорушка заходил к Софье Андреевне из церкви попить чайку. Посещал он кладбищенский храм и стоял в Никольском приделе возле иконы Божией Матери «Иверская». Однажды после службы подходит он в церкви к той же Дарье и шепчет: «Пойдем к Софье Андреевне чайку попить. Меня у входа монашки ждут, а мы с тобой боковой дверью (выйдем)». Пришли. Егорушка посадил Дарью, а сам обежит все комнаты, прибегает: «Расстегни мне рукава». Она расстегнет. Он снова обежит: «Застегни», — протягивает руки. И так несколько раз. Софья Андреевна спрашивает: «Что ж ты, Егорушка, ее муча­ешь?» А он: «Молчи, молчи, Софья, она все сохранит». Дарья недоумевает: «Что же все это значит?» Софья Андреевна, по­нимавшая Егорушкины «притчи», объяснила: «За кем-то ухаживать будешь». И действительно, спустя много лет пришлось Дарье Дементьевне ухаживать за старцем, отцом Костей, до самой его кончины.

После смерти мужа Софья Андреевна жила с двумя сы­новьями, которые торговали лошадьми. Дело было постав­лено широко: лошади крупными партиями отправлялись в Москву, Питер и другие города. Однажды, когда подготовили очередную партию, один из братьев, как обычно, обратился к Егорушке за благословением. «Я-то вас благословлю, — от­вечал Егорушка, — но лошадь лошадь съест». Удивились тор­говцы, переспросили, но ответ был тот же. «Что за притча? Может, конь сорвется с привязи, может, еще что?» — недо­умевали братья и на всякий случай приказали сопровождаю­щим, чтобы лучше следили. Добравшись до Северной столицы пассажирским поездом, они с нетерпением дождались прибы­тия своего товара.

• —Ну как? — поинтересовались у помощников.
• —Все в порядке. Лошадей выставили на продажу. Базарный день прошел неудачно. Покупатели смотрят, бракуют, не берут, тем более, в этот раз выбор был очень хороший: много лошадей привезли из других мест. На следующих торгах картина повторилась. Время идет, товар стал терять вид. Через месяц лошадей при­шлось продавать дешево, лишь бы выручить хоть что-нибудь. В конце концов братья остались в накладе. Так исполнились слова блаженного.

После революции у Софьи Андреевны отобрали дом и имущество. Через некоторое время она была вынуждена уе­хать в Москву к дочерям. Рассказывают, что в Москве Софья Андреевна юродствовала. Там она и окончила свой земной путь.

Как все юродивые, Егорушка был нестяжателен. Даже то, что имел, готов был в любую минуту отдать другому.

• —Егорушка, ты бы дал мне сапоги, — обратился к блажен­ному некий бедняк.
• —На, на, на, — зачастил тот, протягивая недавно подарен­ную обувь, — мне еще дадут!

Сам будучи нищим, Егорушка заботился о других. Здешней округе был известен Микиша (или, как его еще называли, Никиша) из села Паревка. В деревне его считали за дурачка, смеялись над ним. Для потехи пользовались его простотой, на­учая сделать что-то плохое (поджечь чей-нибудь сарай и т.п.), заставляли пить вино. Возмужав, Микиша взял на себя иго Христово и бремя Его (Мф. 11, 30). В послереволюционные годы Микишу можно было увидеть в Кирсанове босым, обор­ванным, обвешанным множеством крестов, икон и всегда ра­достным. Жил он подаянием, хотя ни у кого ничего не выпра­шивал.

Как-то Егорушка привел его к знакомой владелице мага­зина (это было в начале 20-х гг.). Она, было, возмутилась, но блаженный, указывая на столь неопрятного по виду спутника, твердо заявил: «Это Ангел, это Ангел!». Микишу приняли.

Про Микишу известно немного. Вот один случай. На Страстной неделе в слякоть и непогоду Микиша вечером зашел в дом одной благочестивой многодетной семьи и тут же, у порога, лег в изне­можении и уснул. Его не тронули, а когда Микиша проснулся утром, как всегда радостный, то, указывая на младшего сынишку, сказал: «Ты сильный, ты сильный». Рассказывая этот случай, уже старик

(Петр Захарович Жуков), а тогда еще мальчик, недоумевал: «Какой я был сильный?» Но Микиша уже тогда прозревал в мальчике верно­го Православной Церкви сына, впоследствии не соблазнившегося ни обновленчеством, ни комсомолом и усердно послужившего своему Отечеству. То была духовная сила, сила веры. Как сложилась даль­нейшая судьба Микиши, нам не известно. В середине 20-х годов он куда-то исчез. Рассказывают, что умер он в селе Рождественском. 

Не любил блаженный Егорушка показную гостеприим­ность и мог подшутить. В осеннее ненастье его позвали в дом. Он заходит, на ногах грязные сапоги. На лицах хозяев появи­лось беспокойство.

— Егорушка, ты бы разулся.

• —Я туда, туда пройду, — начал было «стращать» блажен­ный, указывая на комнаты.
• —Егорушка, чайку, — пригласили хозяева, поставив на стол сахар.

Блаженный, видимо, проверяя хозяев, выбрал самый боль­шой кусок:

— Я веся! Я веся! (т.е. весь возьму. — Примеч. авт.]

Но больше всего Егорушка любил навещать сироток и бедные многодетные семьи, где его всегда ждали и любили. В одной такой семье он вдруг начал куковать: «Ку-ку, ку-ку». Мать всполошилась: «Ой, Егорушка, что ж ты нам накукуешь? Видать, беду какую?» Блаженный выпроводил всех, попросил ведро воды и стал молиться. После приглашает всех и просит поставить самовар. Напоил всех чаем и ушел. Что за притча такая была, никто и не узнал. Через некоторое время пропа­дает у этой семьи единственная лошадь. Что делать? Решили искать. И, по молитвам праведника, благополучно нашли про­пажу в соседнем селе.

Однажды Егорушка проходил через село Жулидовка. Здесь он имел знакомых, сын которых изрядно выпивал. Увидев иду­щего навстречу парня, Егорушка упал в лужу, бывшую у ко­лодца. Полежав немного, он наклонился, как бы попив из нее, и на карачках пополз дальше. Вскоре этот парень опился вина. Тогда прояснилось и странное поведение блаженного.

В другой раз, пробегая по селу Уваровщина, Егорушка кричал на всю улицу: «Сундуки на колеса, сундуки на ко­леса!» Недоумение разрешилось, когда вскоре в селе случился пожар. Находившийся в то время в другом месте Егорушка, сидя в окружении местных детишек, приговаривал: «Ой, горит, горит».

В селе Чутановка Егорушка прыгнул как-то с лаптями в ко­лодец. Ему — «Что делаешь?». Стали смотреть, а там ребенок мертвый…

Раз блаженный шел по базару в Кирсанове. Вдруг поддел сапогом у одной продавщицы горшок с молоком, а там оказа­лась мышь.

Каждое Крещенье, на праздник, Егорушка имел обычай купаться в проруби (на иордани). Как-то после Рождества, перед Крещением, он босиком пошел на иордань и взял с собой 14 отроковиц и одну вдову. Егорушка идет впереди, а они за ним гуськом. Говорит: «Идите, идите за мной, а я буду вам протаптывать (дорожку. — Примеч. авт.)». Приблизились к воде. Егорушка предлагает: «Давайте купаться». А они все и в шубах-то замерзли: морозно, холодно.

• —Пелагеич, да мы все замерзли.
• —У-у! А я буду купаться.

И начал купаться один. Рядом стояла избушка (это было на водяной мельнице). Искупавшись, Егорушка говорит: «Полезли греться». Зашли в избушку. Егорушка весь в сосуль­ках забрался на печку, да только печь не топлена, избушка-то нежилая. Все сидят, холодно. Только от Егорушки пар валит столбом. Все и высохло.

— Вот я и погрелся! Пошли назад. Теперь я протаптывать не буду, вы мне протаптывайте (дорожку по снегу. — Примеч. авт.)

Поставил первой вдовицу, остальных гуськом за ней, а по­следнюю взял под руку и говорит: «А мы с тобой, как жених с невестой пойдем». У нее на руке было колечко. Егорушка взял колечко, вертит в руках. Вертит да говорит:

• —Дай поносить колечко.
• —Да возьми, — отвечает девица.

Блаженный надевает кольцо на одну руку, на вторую: «Два раза выйдешь замуж, 50 лет будешь вдовица, будешь жить до Страшного Суда. На тебе все свершится».

Впоследствии эта девушка по имени Мария действительно вышла замуж, у нее родилось четверо детей. С мужем она про­жила три года. Через несколько лет вышла второй раз и про­жила 7 лет. Егорушка был еще жив и, благословив теперь ее с четырех сторон иконой, сказал: «С моим благословением бу­дешь ходить до Страшного Суда». При кончине (умирала она в больнице) ей было видение Страшного Суда.

Был у Егорушки дружок-подросток Николай. Надо заме­тить, что и сам блаженный был как ребенок. Позже Николай рассказывал о таком случае. На Крещение у речки блаженный говорит ему: «Давай ты будешь как Иоанн Креститель, а я как Господь. Ты крести меня». Николай увидел, как на стоящего в воде Егорушку сошел с неба огненный столб. «Никому не рас­сказывай, что видел, — заповедал Егорушка, — а только после моей смерти».

В следующий раз на страхования (боязнь) Николая Егорушка поучал: «Они (т.е. бесы. — Примеч. авт.) как мухи, ты перекрести и разлетятся».

Везли однажды Егорушку на лошади с дрожками, дороги не было, и он велел ехать через речку, где была трясина, топь где люди не ходили, а объезжали дальше. Дрожки, как по земле, а не по топи или, лучше сказать, по воздуху проскочили эту трясину. И еще в одной деревне случился пожар, а Егорушка был неподалеку. Зашумели: «Пожар-пожар», а он взял стакан с водой и через окно плеснул на ту сторону, где загорелся дом, и в эту же минуту все затухло и огонь стих.

Частым и желанным гостем Егорушка был в местных мо­настырях. Их насельники почитали блаженного, слушались его, видя в нем человека Божия. В неурожайный год игуменья отказывает девочке в поступлении в монастырь. Тут приходит блаженный и видит опечаленных девочку и ее проводницу.

• — Ты что загорилась?*
• — Матушка игуменья не принимает в монастырь.
• — Как не принимает? Ну-ка пойдем, пойдем. Егорушка настойчиво обратился к настоятельнице:
• — Матушка, почему не принимаешь?
• — Егорушка, год плохой. Своих сестер кормить нечем.

— Она просфорочками, просфорочками пропитается. Ее Сама Матерь Божия прислала. Прими.

Девочку приняли.

Не раз блаженный предсказывал закрытие монастырей и мерзость запустения в святых местах. «Скоро, скоро вас погонят, — говорил он монахиням, — всех покидают через ограду».

Однажды Егорушка пришел в корпус игуменьи и в грязных сапогах побежал по ковровым дорожкам коридора. Бывшие при этом послушницы погнались за ним с криками: «Куда, куда?» Догнали только у дверей игуменьи: «Что ж ты делаешь? Ты смотри, все дорожки грязные». Тут вышла и игуменья. А он: «Не так еще будет, — начал плеваться и сморкаться на стены, на дорожки, — вот как будет, вот как будет».

В другой раз блаженный «оправился» прямо под обра­зами. Ему: «Ты что ж делаешь?» А он: «Тут не то еще будет». Юродство, одним словом.

«Я иду и смотрю: змей ползет и чревом землю режет. Гляжу — получился овраг. Еще чуть-чуть и я упал бы. Я туды, я сюды и пройти негде», — пророчествовал Егорушка о настоя­щих и грядущих событиях.

Но тогда еще многим не верилось в будущий разгром. Когда же совершилась революция, пьяные солдаты, дезер­тиры и просто гарнизонные не раз пытались проникнуть в женский монастырь, но монахини били в набат, и мужики из окрестных селений с вилами и топорами заставляли отступать распоясавшихся хулиганов. Егорушка предупредил насельниц монастыря: «Сегодня ждите гостей». Слышавшие это хули­ганы вынуждены были оставить свои намерения, говоря: «Эх, Егорушка все уж рассказал».

После закрытия монастыря многие монахини осели в го­роде, иные разошлись кто куда. В Кирсанов прибывали мо­нашки из Оржевского Боголюбовского монастыря. С нача­лом гонений на верующих жители города «любить монашек любили, но пускать на квартиры не пускали — боялись». Да и монахини стремились жить обособленно, зарабаты­вая на жизнь собственным трудом: «стегали» одеяла, вязали платки, перебивались своим огородным хозяйством, пока не начались ссылки. Находились и такие, кто обзаводился семьей.

• —Никуда не ходи! У тебя своя семья. Как тебе нравится, так ты и будешь жить, — поучал блаженный одну монахиню.
• —Егорушка, мне охото возле речки и чтоб к церкви по­ближе.

— Ну так-то и будет! — уверил Егорушка.

И действительно, домик был куплен в желанном месте. В подобных домиках монахини селились маленькими общинками по 4 — 6 человек, получая духовное окормление у гони­мых священнослужителей. Вместо одного большого мона­стыря в Кирсанове появилось множество крошечных.

Как-то в одну из таких общинок пришел Егорушка:

— Сестры, давайте молиться, а то кудяшки придут, они нам нага-а-дя-я-ят! — сказал блаженный, имея в виду бесов.

О возможности разгона одной такой общинки предупре­ждал и другой старец — о. Калиник: «Ну, сестры, пришло время вам расходиться», — с такими словами обратился он к ним в одно из посещений. Забрав святыни, сестры с плачем по­кидали место своего спасения. Кто знает, сколько из них было в этот раз спасено от тюрьмы?

В селе 1-я Иноковка православные решили устроить пе­щерную церковь. В пологе оврага стали рыть пещеру, а землю во время дождей и весеннего половодья смывали в овраг. Все у них было заготовлено, все секретно. Но Егорушка сказал, что ничего из этого не выйдет. Так и случилось. Тайна была рас­крыта, многих арестовали, пещерку разрушили.

Собравшиеся на службу в городской собор как-то стали свидетелями необычного поведения Егорушки. Обычно бла­женный стоял где-нибудь незаметно, а тут (дело было на вечер­нем богослужении) зашел в собор с веточкой в руках и, как бы подметая, обошел весь храм. Смысл действий юродивого про­яснился на следующий день, когда арестовали соборное духо­венство.

Не забывал Егорушка навещать своих верных чад и возгревать в них веру и благочестие во времена всеобщего отступле­ния. В одном доме его угостили вишней. Он каждую вишенку крестит и ест, крестит и ест. Вдруг говорит: «Дайте мне воды». Ему налили. Блаженный залез в красный угол и начал мыть иконы.

— Сами-то вы умываетесь каждый день, а иконы-то у вас, вишь, пыльные.

Дверь была открыта, на улице стояла жара. Вдруг, еще ни­чего не видя, Егорушка всполошился: «Ой, ой, закройте дверь, закройте. Кто идет-то. Поглядите. Ходит, как человек, а весь, как черная грязь». Это шел Федор, разуверившийся и нередко хуливший Бога.

— Не пущайте, не пущайте, — волновался Егорушка. Хозяева, вышедшие навстречу Федору, проводили его назад, сказав, что Егорушка что-то его боится и не велит хо­дить к ним.

В другой раз шедшего по городской улице Егорушку уви­дел портной еврей. Он был молодых лет и придерживался ате­истических взглядов.

• — Ой! Святоша идет! — с неприкрытым раздражением произнес безбожник.
• — Не кричи, не кричи. Вместе помирать будем, — ответил блаженный. И, правда, умерли они день в день.

Еще задолго до своей кончины Егорушка говорил: «Могилка-то моя вся в золоте полетит…». Умер Егорушка, когда ему было уже за 70.

Хоронили его предположительно в 1928 году, зимой. Народу собралось очень много, и духовенство со всей округи съехалось.

     После кончины память блаженного Егорушки долго чтили монахини и благочестивые миряне, ходили к нему на могилку, где теплилась лампадка и густая листва образовывала подобие арки, разговаривали с ним, как с живым. Известны и случаи по­мощи блаженного обращающимся к нему с верой. Монахини ушли в Вечный покой. Но почитание блаженного Егорушки не прекращалось. К его могилке на старом городском кладбище никогда не зарастает тропинка и в зимнее время протоптана дорожка. А в засушливую пору придут к Егорушке на могилку слышавшие рассказы об этом Божьем человеке и с верою по­молятся : «Дай дождь-дождичку…».

(материал взят из книги О.Ю. Левина и Р.Ю. Просветова «Кирсанов православный» 2 изд.)

Просмотры (1292)